Он же капрал Вудсток - Страница 23

– Я спросил об этом пилота: каждый мотор – тысяча двести «эйч-пи».

«Эйч-пи» – лошадиные силы.

Отвечает Вудсток по-прежнему гладко, а в голове рой вопросов, обгоняющих вопросы его «следователей»: как по-английски «кабина экипажа»? Ах да! «Cockpit»… Это он помнит, а вот как по-английски «вытяжной фал», он никогда не знал; значит, надо лучше не вспоминать о парашюте…

– Какая температура была в Лондоне, когда вы вылетали?

– Точно не знаю. Днем было около пятидесяти градусов.

Молодец, капрал! Вовремя вспомнил о Фаренгейте.

И вновь неожиданный вопрос:

– А сколько литров бензина потребляет в час «Дуглас»?

– Сколько британских и имперских галлонов? Да разве я знаю! Мы летели с четырьмя дополнительными бензобаками. Я не заметил, чтобы наших летчиков волновала проблема горючего…

Должна быть, обязательно должна быть такая деталь, которую узнаешь только после полета на «Дугласе»! Такая деталь сыграет роль козыря в этой смертельно опасной игре! Вот она, эта деталь!

– Сначала полет шел хорошо, – произносит задумчиво Вудсток, заложив ногу на ногу. – Временами по всему корпусу самолета пробегала дрожь. Я спросил командира, что это такое. Тот ответил, что так всегда бывает, когда моторы «Дугласа» работают синхронно. – Деталь сработала. – А потом где-то севернее Колона… – Вудсток не забывает произнести название этого города не «Кёльн», а «Колон», по-английски. – Да, севернее Колона угодили мы в грозовой фронт. Шли над десятибалльной облачностью. Началась болтанка, качка килевая и бортовая. Давление в ушах то повышалось, то понижалось, то нас подбросит на жесткой скамье, то пригвоздит к ней, расплющив зад. Воздушный поток за иллюминатором то ревел, то переходил на шепот. Виски стучали, ладони стали мокрыми, похоже было, что укачивает, – продолжает Вудсток, делая вид, что увлекся воспоминанием незабываемого для всякого десантника ночного перелета.

– А луна светила слева от вас или справа? – ввернул коварный вопрос пан майор.

– Луну мы увидели слева, когда миновали грозовой фронт, – без запинки отвечает Вудсток. В последний раз, когда он летел в тыл к немцам, луна светила справа по борту самолета.

– Представляю себе волнение экипажа: стрелки приборов мечутся точно сумасшедшие, в наушниках моего коллеги-радиста этакое шипение и треск, будто дьявол яичницу с беконом поджаривает.

– В какое время это произошло?

Новый подвох со стороны пана майора. Каждым вопросом копает он могилу Вудстоку.

– В двадцать три тридцать мы вошли в грозовой фронт…

– По какому времени? – Голос пана майора едва заметно напрягался.

– По Гриничу, конечно…

– По Гринвичу, – пытается внести поправку Шиманский.

– Мы говорим по Гриничу… Крылья обледенели, пропеллеры тоже, наверное… Меня пот прошибает при одном воспоминании об этом! – Вудсток усмехается, смахивая пот с лоснящегося лба. – Натерпелись мы страху! Высота падала с каждой минутой… Альтиметр показывал пять тысяч футов. Позади остаются города Кассель, Халле, Лейпциг, Торгау… «Дуглас» брыкался, как мустанг под ковбоем в цирке «Дикого Запада»! Стрелки на моих часах прилипли к циферблату…

Пан майор перегибается через стол:

– Пан капрал позволит взглянуть?

– Что? О, понимаю! Я чуть не разбил их при прыжке, когда мы вышли на высоте пятисот футов из облачности. Тут-то, севернее Бреслау, над городом Требниц нас и сбила зенитка «джерри», немцев, значит…

– «Омега»? – полувопросительно выговаривает майор, поднимая глаза с часов на Вудстока.

– Да, перед вылетом нас одели во все немецкое, вплоть до белья, но часы дали швейцарские.

– Я вижу, ваши часы показывают время по Гринвичу, – проговорил Шиманский. – А мы ставим время по-берлински. Час разницы.

– Мне ведь надо связываться с Лондоном, – сказал капрал.

– А какие марки английских часов вы прежде носили? – чересчур торопливо спрашивает Шиманский.

Две или три секунды борется Вудсток с отчаянной паникой. Эта паника так глубоко спрятана внутри, что по его глазам ее обнаружить никак нельзя. В первые две-три секунды Вудстоку кажется, что ему не удастся вырваться из расставленных для него сетей: никогда не приходилось ему носить часов английской марки. Но на третьей секунде его выручает память. Ответ готов. Ведь его отец носил такие часы в Англии…

– «Аккьюрист». Анкер на пятнадцати камнях, мистер Шиманский, позолоченный корпус.

– «Аккьюрист»? – переспрашивает Шиманский. – По-моему, это швейцарские часы.

– Пожалуй, – охотно соглашается Вудсток, гася сигарету в пепельнице. – У нас на всех часах написано, будто они швейцарские…

– Сколько они стоили? – усердствует пан Шиманский.

– Недорого. Фунтов пять, – пожимает плечами Вудсток. Работай, работай, воображение! – Мне подарил их отец на день рождения. Кажется, он купил их у часовщика на Риджент-стрит. Трехлетняя гарантия.

– О, я знаю этого часовщика, – оживляется Шиманский. – Он торгует только мужскими часами.

– Вы ошибаетесь, мистер. Этот магазин фирмы «Лоуренс Седер энд компани» торгует любыми часами, а также ювелирными изделиями.

– Верно, верно, теперь припоминаю… Это недалеко от универсального магазина «Либерти энд компани».

Этот лиса Шиманский отлично знал, о каком магазине идет речь: на Риджент-стрит в Лондоне бывает каждый приезжий.

– А часы другой английской марки вам не приходилось носить?